| Куда исчезло скандальное письмо Есенина? |
| На главную | Назад |
 |
Недавно вся смотрящая Россия упивалась TV-версией личной и творческой драмы второго, после Пушкина, "солнца русской поэзии" Сергея Есенина. Что и говорить, несмотря на далеко не стабильный ажиотаж вокруг ленты в литературно-интеллигентской среде, я считаю демонстрацию фильма просветительской - весьма удачной и даже необходимой. Зрители, любящие поэзию, молодежь, старшеклассники в течение одиннадцати вечеров жили двадцатыми годами ХХ века, узнавали имена поэтов тех лет. В качестве "друга сердечного" Есенина фигурирует в фильме и поэт-имажинист Александр Кусиков. О нем-то, а точнее о судьбе уникального, во много принципиального, я бы сказал, эпохального письма Есенина Кусикову, я и хочу. Об этом письме до сих пор ходят легенды, выяснены не все обстоятельства его написания, отсылки в Париж Кусикову и окончательной его судьбы. Считаю, что имею право не как какой-нибудь записной литературный следопыт, а как человек, который много лет дружил с замечательной женщиной, музыкантом и поэтом Татьяной Ивановной Лещенко-Сухомлиной, ушедшей из жизни шесть лет назад в 95-летнем возрасте.
Так вот, все по-порядку. Начало 1923 года. Сергей Есенин и Айседора Дункан пребывают в Америке: он знакомится с городами и страной "желтого дышала", восхищается, негодует, очаровывается и проклинает Изадору, зазвавшую его погастролировать в заокеанских (для Есенина) американских штатах. Читает стихи перед русскоязычной аудиторией, скандалит, общается с местной полицией, пишет письма в Россию, в Рязань, в Париж своим близким и друзьям, коллегам по поэтическому цеху. Летит из Нью-Иорка послание и Александру Кусикову, который к тому времени покинул родную Россию и обосновался во Франции. С этого почтового отправления начинается одно из самых загадочных и авантюрных приключений, связанных с поэтическим и эпистолярным наследием великого русского поэта. Письмо исчезает из исследо¬вательского оборота есениноведов на десятки лет. Почти до наших дней оно не включалось в собирания сочинений классика. Да что это письмо, если поэзия Есенина не приходила к читателям в 30 - 40-е годы и лишь жиденьким томиком дошла до них в краткую хрущевскую оттепель. Почему же, каковы тому причины? А причина одна, но сточки зрения цензурно-лубянских органов самая решающая: в письме к другу в Париж «американский» Есенин позволил себе такие вольности, за которые он мог бы, доживи до второй половины 20-х годов и жизни лишиться. Для тех читателей, которые не знакомы с содержанием злополучной эпистолы, привожу ее в сокращенном виде. "7 февраля 1923 г. Атлантический океан Милый Сандро! Пишу тебе с парохода, на котором возвращаюсь в Париж. Едем вдвоем с Изадорой... Об Америке расскажу после. Дрянь ужаснейшая, внешне типом сплошное Баку, внутри Захер-Менский, если повенчать его на Серпинской. (Поэтесса этого времени. - Ф.М.) Вот что, душа моя! Слышал я, что ты был в Москве. Мне очень бы хотелось знать кой-что о моих делах. (Есенин имеет в виду судьбу книжного магазина, в содержании которого он принимал участие. - Ф.М.) Сандро, Сандро! Тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, вспомню, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. Если б я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африку или еще куда-нибудь. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это блядское снисходительное отношение власть имущих, а еще тошней переносить подхалимство своей же братии к ним. Не могу! Ей-Богу, не могу. Хоть караул кричи или бери нож да становись на большую дорогу. Теперь, когда от революции остались только хуй да трубка, теперь, когда там жмут руки тем и лижут жопы, кого раньше расстреливали, теперь стало очевидно, что мы и были и будем той сволочью, на которой можно всех собак вешать. Слушай, душа моя! Ведь и раньше еще, там в Москве, когда мы к ним приходили, они даже стула не предлагали нам присесть. А теперь — теперь злое уныние находит на меня. Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской, по-видимому, в нас скрывался и скрывается какой-нибудь ноябрь. Ну да ладно, оставим этот разговор про ТЁтку.(Графическое оформление Есениным этого слова скорее всего не случайно: "Тетка" обозначает ГЛУ - Государственное политическое управление. - Ф.М.) Пришли мне, душа моя, лучше, что привез из Москвы нового... И в письме опиши все. Только гадостей, которые говорят обо мне, не пиши. Запиши их лучше у себя «на стенке над кроватью». Напиши мне что-нибудь хорошее, теплое и веселое, как друг. Сам видишь, как я матерюсь. Значит, больно и тошно. Твой Сергей". Что и говорить, яркое и яростное письмо. В нем весь Есенин, его тогдашнее настроение, его отношение к Америке, его тягостное восприятие Советской России и ощущение своей творческой и личной судьбы. Что называется, письмецо дорогого стоит! Так впрямь и получилось. Адресат прячет его в самый темный угол своей непрезентабельной квартиры. Прошли десятки лет. О письме Есенина ничего не было слышно. Правда, усеченный вариант послания был опубликован. "А где же обещанный детектив?" - спросите вы. Он уже начался, а кульминационным его моментом были следующие события. Свыше сорока лет Кусиков не публиковал есенинского письма. И лишь утром 8 января 1968 года он позволил английскому исследователю Маквею снять с него копию. А 11 января Кусиков написал письмо вернувшемуся в Англию Маквею: "Мой милый Гордон. Меня постигло большое несчастье через два дня после Вашего отъезда, что и надо было предвидеть... Две дамы, которых вы видели за день до Вашего отъезда, одна Татьяна Ивановна Сухомлина, другая (переводчица) Андрэ Робель, которые так "любезно настаивали" прийти после Bашего отъезда и помочь мне разобрать мои архивы, - ПРИШЛИ. Но уходя, УКРАЛИ ПИСЬМО Есенина ко мне, исповедь его души... Таким образом, у меня не осталось даже копии "исповеди" Есенина... Как я вам говорил, что этот документ, кроме Вас и моих воров, я никогда никому не показывал из-за слишком антисоветского содержания..." О ситуации с исчезновением письма стало известно во всем литературном мире. "Новый Журнал", издававшийся в Нью-Йорке, сообщил, что после визитов двух дам 10 января Кусиков обнаружил, что папки с письмами Есенина и А. Белого из архива исчезли. При чем же здесь уважаемая мною и любимая многими москвичами как талантливая переводчица (именно она перевела на русский язык романы Ж. Сименона, а также один из самых популярных романов ХХ века У.Коллинза "Женщина в белом") и музыкант Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина? В моем архиве сохранились объяснительные документы на этот счет. "Заведующей рукописным отделом Государстве иной библиотеки им. Ленина С.В. Житомирской. Ввиду того что во враждебной Советскому Союзу печати возникли разные толки вокруг письма Есенина, считаю нужным внести ясность в этот вопрос и прилагаю описание моего знакомства с Kyсиковым. Т. Сухомлина, 22 июня 1970 г." Татьяна Ивановна рассказывает, что она оказалась в Париже в связи с выходом в свет книги ее мужа В. Сухомлина "Гитлеровцы в Париже". Сотрудники Ленинки попросили ее повидать о Париже ряд лиц, а том числе и Кусикова, с целью выяснить, не смогут ли они передать в СССР какие-то архивы и рукописи. При встрече Кусиков сказал визитеру из Москвы, что у него имеется письмо-автограф Есенина. В первых числах января 1968 г. Kyсиков позвонил Татьяне Ивановне и сообщил, что получил от англичанина Г. Маквея, занимавшегося творчеством поэта, письмо с просьбой показать автограф Есенина. Специально для этого он и приезжает из Англии. Кусиков пригласил Сухомлину, Маквея, а также знакомую Татьяны Ивановны француженку, коммунистку, переводчицу на французский язык сочинений Ленина А. Робель прибыть к нему на квартиру, в гости. Было это вечером 8 января. Жалуясь на больные глаза, хозяин дома протянул Татьяне Ивановне письмо с просьбой прочитать его вслух. Пись¬мо было написано на простой серой бумаге, и Татьяне Ивановне оно запомнилось фразой: "А ведь я законный сын России". Я сказала, что было бы хорошо, если бы Кусиков передал письмо в библиотеку Ленина или разрешил бы сфотографировать его. По прочтении Сухомлина вернула владельцу прямо в руки драгоценную реликвию. Это видели все остальные. В 11 часов Сухомлина и Робель ущли, а Маквей остался в доме. 10 января вечером Кусиков позвонил по телефону Робель, у которой проживала московская гостья, и заявил, что письмо Есенина пропало и что его взяла А Робель. Татьяна Ивановна к пассажу Кусикова отнеслась равнодушно, уверенная, что наутро письмо найдется. Утром же 12 января Кусиков позвонил вновь, подтвердив, что письмо исчезло, обвиняя Сухомлину, что она взяла письмо "для Москвы", действуя по чьему-то заданию. "Он визжал в телефон, что застрелит меня, подаст на меня в суд и требовал, чтобы я немедленно шла к нему", - рассказывала мне об этом Татьяна Ивановна где-то в середине 80-х годов. После случившегося Татьяна Ивановна с Кусиковым, естественно, не встречалась. В суд он и впрямь написал заявление, но оно не было принято к производству. ...Дело не из приятных. Куда исчезло знаменитое письмо Есенина? Слямзил ли его страшно заинтересованный в таком автографе исследователь, или Т.И. Лещенко-Сухомлина и впрямь (во что конечно же почти невозможно поверить), выполняя чей-то наказ (руководства Ленинки или органов - ведь письмо, в сущности, политическое), согласилась помочь заинтересованным структурам? А, может быть, уважаемая Андрэ Робель пустилась во все тяжкие плясать под дудку Страны Советов? Загадка сия до сих пор остается за семью замками. И, по-видимому, останется за ними уже навсегда. Но вот чудеса - в декабре 1969 года кто-то инкогнито вернул Кусикову по почте исчезнувшие раритеты. В том числе и ставшее культовым письмо Есенина. Еще одно странное обстоятельство - сразу же после смерти А. Кусикова в июне 1977 г. наследники друга Есенина передали Маквею оригинал письма Есенина, которое до сих пор хранится в его собрании. И еще одна, как мне видится, таинственная, но принципиальная деталька. После той давней, 1968 года, поездки Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина не посещала Францию. Феликс Медведев "Мир новостей", 13.12.2005 г. |
